Элитарное искусство (от французского elite — лучшее, отборное) — искусство, ориентированное, по мысли его создателей, на небольшую группу людей, обладающих особой художественной восприимчивостью, в силу которой они должны оцениваться как лучшая часть общества, его элита.
Элитарные тенденции получили распространение в XX веке в русле авангардистски-модернистского искусства. Однако предпосылки элитарного искусства, в особенности философско-эстетические, а также отдельные его художественные предвосхищения прослеживаются уже в XIX веке. Теория элитарного искусства сложилась раньше, чем утвердилась соответствующая практика. Основные элементы эстетической теории элитарного искусства содержатся в философии Шопенгауэра и Ницше (антропологическое разделение людей на два типа: «люди пользы» и «люди гения», первые не обладают, а вторые обладают особой художественной одарённостью, предопределяющей их к философски-художественному творчеству — у Шопенгауэра; идея «сверхчеловека», наделённого помимо «воли к власти» уникальной эстетической восприимчивостью — у Ницше).
В XX веке эти идеи, определённым образом модифицированные с помощью заимствований как у неокантианцев, так и Э.Гуссерля, были резюмированы в концепции Ортеги-и-Гасета, имеющей эстетико-социологический характер. Авангардистски-модернистские тенденции, пробивавшие себе дорогу в западном искусстве начала XX века, характеризовались им как элитарные, дающие возможность избранным художественным натурам противостоять аморфной толпе, «массе», а тем самым и «омассовляющим» тенденциям в культуре. В дальнейшем теоретики искусства стали относить к элитарному искусству труднодоступные для понимания произведения, отмеченные печатью эстетизма и ориентированные на «чистую игру» со способностью художественного восприятия. Однако из-за отсутствия каких-либо чётких критериев, позволяющих судить об адекватности их понимания, оказалось невозможным провести водораздел между «элитой» и «массой». Тем более что широкая публика, привыкшая с годами к авангардистским экстравагантностям, обнаружила склонность воспринимать их как элемент повседневного быта и перестала демонстрировать свою «невосприимчивость» к «новому искусству».
Все эти обстоятельства обусловили пересмотр первоначальной идеи элитарного искусства. После безуспешных попыток придать этой идее «леворадикалистский» поворот (художник-авангардист как изгой «позднебуржуазного» общества — вариант Теодора Адорно; авангардистски-модернистское искусство как провозвестник «новой чувственности», взрывающей это общество — вариант Герберта Маркузе) утвердилась её размытая версия. Согласно ей в каждый данный период в обществе существуют несколько форм искусства, хотя и неравноценных эстетически, но одинаково необходимых функционально. Ибо наряду с эстетически развитой публикой существует публика эстетически неразвитая, которая тем не менее хочет иметь «своё» искусство и непременно найдёт его, например, среди произведений, ставших результатом неспособности тех или иных художников создать образцы высокого искусства или просто их творческой неудачей.
При этом снимается проблема принципиальной недоступности искусства для той или иной категории публики. Таким образом, попытки создания элитарного исскуства в точном смысле этого слова, имевшие место в XX веке, обнаружили глубокую противоречивость и утопичность самой его идеи. Как правило, то, что получало название элитарного искусства, оказывалось лишь временной и преходящей формой эстетического самоутверждения тех или иных общественных групп, выделяющихся по социальному или возрастному признаку. Эта форма довольно быстро превращалась в объект эстетического освоения далёкими от элиты широкими слоями населения, становилась модной.