Соколов, Андрей Владимирович

Андрей Владимирович Соколов
Портрет
Флаг
2-й Секретарь ЦК РКСМ(б) по спортивной работе
22 августа 199929 июля 2000
Предшественник:Виктор Долгих
Преемник:

Виктор Долгих


Псевдонимы:

Soratnik12, Saperkalori

Дата рождения:

1979

Место рождения:

РСФСР Москва, РСФСР, СССР[источник?]

Гражданство:

Российская Федерация РФ

Вероисповедание:

атеист

Образование:

средне-специальное

Основные идеи:

коммунизм, анархизм

Род деятельности:

пекарь, оружейник

Андрей Владимирович Соколов — русский революционер и левый общественно-политический деятель конца XX — начала XXI вв., бывший член московских организаций РКСМ(б) и РКРП, секретарь ЦК РКСМ(б) по военно-спортивной работе в 1999—2000 гг. Стал широко известен после того, как в июле 1997 года подорвал мемориальную плиту династии Романовых на Ваганьковском кладбище в Москве.

С именем Андрея Соколова связано возникновение в российском коммунистическом движении феномена левого терроризма, который, достигнув наивысшего подъёма в конце XX века, пошёл на спад с наступлением путинской реакции и стабилизацией российского капитализма.

Ранние годы

Андрей Соколов родился в 1979 году в средней советской семье. Смышлёный и начитанный он с увлечением мастерил разные электрические и пиротехнические поделки. В возрасте 8-13 лет пел в хоре мальчиков имени Свешникова, в составе хора неоднократно ездил на гастроли в Европу.

Вскоре мать Андрея вышла замуж и переехала жить к новому мужу — на Украину, в Акимовку. Андрея она взяла с собой. Учился он хорошо, школу окончил почти на одни пятёрки, «с отчимом жил душа в душу: вместе и дом ремонтировали, и печи выкладывали. Даже бельё у нас стирал только он!» — рассказывала мать Андрея.

К 13 годам А. Соколов читал Солженицына и изучал православие. «Андрей ночами напролёт читал Библию и другую христианскую литературу» и всерьёз собирался уйти в монастырь. С большим трудом родня отговорила его.

Благополучная жизнь семьи Андрея рухнула с распадом СССР и началом неолиберальных реформ. Экономический кризис на Украине был ещё более жестоким, чем в России. Население Акимовки оказалось — практически поголовно — на грани голодной смерти. Выживали только за счёт огородов. «У Андрея лишних ботинок… не было, годами носил одну и ту же рубашку», не нашлось даже костюма, чтобы надеть его на выпускной вечер.

Из голодающей Акимовки (и вообще голодной Украины) Андрей после школы уехал назад, в Москву, к старшей сестре. С мечтами о высшем образовании пришлось распрощаться и срочно зарабатывать деньги (нужно было содержать себя и помогать матери). Андрей закончил ПТУ, получил профессию пекаря и — после долгих поисков работы — устроился в частную пекарню. Пекарня была именно частная: профсоюза там не было (хозяин такого не позволял), трудовое законодательство не соблюдалось — несовершеннолетний Соколов работал по 12-16 часов. На все протесты у хозяина был один ответ: «Не нравится — уволю».

Пока Соколов не начал работать, они с сестрой Наташей жили впроголодь. Мизерной зарплаты сестры хватало только на хлеб и кашу. Денег не хватало даже на то, чтобы починить сломавшийся телевизор.

Революционная деятельность

Тяжёлая жизнь и нужда заставили А. Соколова пересмотреть свои прежние взгляды и задуматься на тему социальной справедливости. Он стал читать разные книги, ходить на политические митинги. Однажды случайно познакомился с комсомольцами из РКСМ(б) — и обнаружил в них людей, близких и по взглядам, и психологически («Андрею нравилось, что эти ребята не зациклены на деньгах, не обращают внимания на то, как он одет, и не спрашивают, почему у нас в квартире пусто», — поясняла его сестра). Соколов вступил в РКСМ(б), стал активистом.

Соколов с детства любил химию, а потом увлекся и пиротехникой (адвокат Станислав Маркелов утверждал, что Андрея часто приглашали на праздники устраивать фейерверки). Свою любовь к пиротехнике Андрей реализовывал и в своей политической деятельности. Так, однажды, во время комсомольской демонстрации он бежал по улице, разбрасывая вокруг себя петарды.

Акция 22 апреля 1997 года

Первая громкая акция с участием Соколова состоялась в апреле 1997 года, когда группа леворадикалов (коммунистов и анархистов) забросала помидорами лидера КПРФ у Кремлёвской стены. С призывом закидать Г. Зюганова «за предательство коммунистических идеалов» помидорами выступили радикальные коммунистические газеты «Молодой коммунист» и «Большевик». Предполагалось, что таким образом оппортуниста Зюганова заставят покраснеть. Неожиданно этот призыв нашёл отклик не только в радикальной комсомольской, но и в анархистской среде, которая обычно довольно враждебна комсомольцам.

Акция 22 апреля 1997 года состоялась несмотря на организованную Зюгановым усиленную охрану. По итогам акции охране удалось задержать 7 человек, в числе которых оказался и Андрей Соколов. После того, как двое несовершеннолетних были избиты охраной Зюганова и отпущены, оставшиеся 5 человек были доставлены в изолятор временного содержания (ИВС), где им сообщили, что против них будет возбуждено уголовное дело по статье «злостное хулиганство».

В ответ радикальные комсомольцы и анархисты развернули кампанию протеста, анархисты выставили пикеты около Госдумы (участники пикета были задержаны) и у Хамовнической прокуратуры Москвы. Комсомольцы добились права на передачу продуктов и предметов личной гигиены задержанным в ИВС. По сообщению журналистки Е. Маетной, именно там, в ИВС, А. Соколов «впервые за многие месяцы съел кусок сочного мяса».

Представители радикальных молодёжных организаций посетили Госдуму и оставили в приёмных Г. Зюганова, В. Илюхина, заместителя Зюганова В. Купцова и председателя Комитета Думы по делам молодёжи А. Апариной (члена Президиума ЦК КПРФ) текст ультиматума, в котором предупреждали, что если в течение суток задержанных не отпустят, молодые радикалы начнут кампанию перманентного давления на Зюганова. Угроза подействовала: задержанные были освобождены.

После этой акции Андрей потерял работу: хозяин пекарни, узнав из СМИ о произошедшем, уволил Соколова без выходного пособия.

Взрыв на Ваганьково

Движимый чувством социальной справедливости А. Соколов решил привлечь внимание общественности к тяжёлому положению пролетариата в России путём уничтожения мемориальной плиты царской династии Романовых. Комсомольца возмущало, что в столице, где «множество людей были лишены средств к существованию», «возводятся дорогостоящие монументы царям» и огромные суммы отпускаются на восстановление храма Христа Спасителя.

Летом 1997 года Соколов изготовил небольшое взрывное устройство из пороха, выковырянного из петард, и химикатов, купленных в магазине «Бытовая химия».

В день расстрела семьи Романовых, 18 июля 1997 года, он заложил бомбу на кладбище, заведя часовой механизм на 4 утра. Как потом признался Андрей, «я не хотел, чтобы из-за Николая-кровавого пострадали невинные люди». После этого Соколов на кладбищенской стене написал краской: «Зарплату — рабочим!» и «Революционные партизанские группы». Покидая Ваганьково, Соколов услышал глухой взрыв.

Уже 22 июля 1997 года он был арестован в Москве и отправлен в тюрьму ФСБ «Лефортово». Соколову было предъявлено обвинение в «терроризме» (ст. 205, ч. 3 УК РФ — до 20 лет заключения), а именно: в осуществлении взрыва на Ваганьковском кладбище и в участии во взрыве памятника Николаю II в посёлке Тайнинское Московской области и в минировании памятника Петру I.

В тюрьме

В тюрьме Соколов начал регулярно читать классиков марксизма. Из письма сестре:

« И читаю, читаю, читаю. Из библиотеки дают по две книги в неделю. Я выписал ПСС Ленина, но и ваши – особенно «Избранные произведения» и «Сопротивление – жизнь» – очень хороши. »


Кроме того, А. Соколов использовал заключение в «Лефортово» для самообразования вообще, реализуя свою неудовлетворённую тягу к учёбе.

Сам Соколов радовался возможности читать, писать и рисовать, и особенно расстраивался, когда у него отбирали написанное и нарисованное:

Главное — могу много читать и писать. Пока ещё учебники мне не передали, но и те книги, что передала ты, и многие из которых я уже прочитал, занимают время полностью. Пишу о всяких разностях, веду дневник и даже немного рисую (недавно подарил на допросе две карикатуры на моих следователей им самим, а на 7 ноября плакат нарисовал и ещё комикс)… Тетрадь в сто листов, что ты мне передала, я давно уже исписал всю и её три раза у меня отнимали и проверяли (что я там всё пишу?). Так мне её и не вернули, хотя я и целый гневный адрес сочинил нашему начальнику тюрьмы. И «плакат» о 80-летии Октября (на одном листе А4) зачем-то тоже экспроприировали. Ведь ты же знаешь, как я любил рисовать разные агитматериалы. Это «раскулачивание» моего творчества больше всего меня здесь угнетает.

— А. Соколов, из письма сестре


В тюрьме Соколов методически пытался распропагандировать всех, с кем сидел, начиная от контрабандистов и кончая не понимающими по-русски иностранцами. По некоторым описаниям, это выглядело так:

В тюрьме он затребовал себе книги Маркса, Ленина, Сталина, Мао, Кропоткина, Савинкова, «Поваренную книгу анархиста». Он был отправлен в плавание по камерам. Вначале сидел с контрабандистами. Те стали интересоваться революционной теорией и практикой, Андрея же учили рукопашному бою. Тогда, чтобы «жизнь мёдом не казалась», холопы режима перевели Андрея в камеру к «новому русскому». Вскоре тот, не вынеся такого соседства, запросился перевестись куда угодно, но только «подальше от этого кибальчиша». Некоторое время Соколов сидел в одиночке, а затем его перевели в камеру к англичанину, совершенно не знающему русского языка. Но вот и англичанин запросил себе коммунистическую литературу на английском языке… Сейчас Андрей сидит с нигерийцем и латышом — торговцем оружием.

Товарищи Соколова, побывавшие на допросах на Лубянке, рассказывали, что следователь Лисицын жаловался им на поведение подследственного Соколова: я, дескать, говорю ему: «У меня этой вашей комсомольской периодики конфискованной скопилось столько, что не знаю, куда девать», а он мне нагло отвечает: «А вы её распространяйте!».

Следствие и суд

После ареста 22 июля Соколов быстро признался в организации взрыва плиты на Ваганьковском кладбище. Объяснил он и мотивы своей акции. Вопреки тому, что публично заявляли до суда представители ФСБ, в частности, С. Богданов, взрыв плиты был осуществлен вовсе не из «чувства мести к кровавому тирану Николаю II». На самом деле Соколов руководствовался другой логикой:

Сегодня человек может говорит всё, что угодно, потому что никакой реакции не будет. Можно кричать, что убивают в Чечне, что зарплату не выплачивают по полгода, и никто не услышит. Поэтому все молчат. Поэтому в итоге всё выплёскивается на улицы или выливается в октябрь 1993 года. … В политике того, что тише взрыва динамита, никто не слышит. Это, я считаю, сегодня единственный способ обратиться к конкретным людям и к общественности.


Таким образом, взрыв на Ваганьковском кладбище был демонстративной акцией с целью привлечь внимание общества и власти к длительным массовым невыплатам зарплат. Слова Соколова подтвердил и его адвокат Станислав Маркелов на пресс-конференции в Российско-Американском информационном пресс-центре 20 августа 1997 года:

Случаи забастовок, голодовок и перекрытий магистралей с теми же требованиями, что написал Соколов рядом с местом взрыва («Зарплату — рабочим!») гораздо меньше освещаются СМИ, чем поступок Соколова.

Родственники А. Соколова тоже не могли припомнить у него какой-то особой ненависти к Романовым, но фиксировали повышенную отзывчивость и обострённое чувство справедливости: «Андрей с детства был живым и непосредственным ребёнком, всё происходящее принимал близко к сердцу. Чужая боль была для него собственной, а повзрослев, он не мог спокойно видеть на улице нищих и голодных».

Хотя Соколов отрицал какую бы то ни было связь с РВС, взрывом в Тайнинском и минированием памятника Петру I, его дело и «дело РВС» были объединены в одно, и следствие долго добивалось от Соколова соответствующих признаний. Именно поэтому ему и было предъявлено обвинение по ч. 3 ст. 205 — терроризм, «совершённый организованной группой», что считается особо отягчающим обстоятельством и утяжеляет наказание. Адвокат Соколова С. Маркелов сразу стал настаивать на переквалификации дела на более лёгкую статью — «вандализм».

Из-за того, что следствие упорно пыталось привлечь Соколова к другим инцидентам помимо взрыва на Ваганьковском кладбище, дело было передано в суд лишь в ноябре 1998 года. К тому времени ФСБ отчаялась доказать причастность Соколова к «делу РВС» и выделила наконец «дело Соколова» в отдельное производство.

Заседания по «делу Соколова» проходили в Мосгорсуде в январе 1999 года, спустя почти 2 года после ареста «пекаря-террориста» (так назвал его «Московский комсомолец»). ФСБ (под предлогом «сохранения государственной тайны») наложила на дело гриф «секретно» — и потому заседания проходили в закрытом режиме. Адвокату Маркелову не удалось снять секретность, хотя, как он говорил, в деле не было не только ни одного секретного документа, но даже секретной запятой. Маркелов настаивал на переквалификации дела со статьи «терроризм» на статью «вандализм», но в условиях закрытого заседания ему этого добиться не удалось. 21 января 1999 года Мосгорсуд приговорил А. Соколова к 4 годам заключения за «терроризм». Однако, видимо, судьи сами понимали шаткость обвинения, поскольку назначили Соколову наказание «ниже низшего предела» — ст. 205 ч. 1 (по которой Соколов был осужден) предусматривает наказание не менее 5 лет заключения.

Как писал «Московский комсомолец», «решение суда повергло всех в шок: реального срока для Соколова всё-таки никто не ожидал. Тем более, что сами истцы-монархисты просили применить к комсомольцу условную меру наказания». Всё время процесса зал суда осаждала толпа сторонников Соколова с флагами, плакатами и транспарантами. Журналисты были поражены, обнаружив в рядах защитников Соколова даже священнослужителей.

Освобождение и новый арест

24 марта 1999 года при рассмотрении кассационной жалобы на решение Мосгорсуда в Верховном суде Российской Федерации судьи удовлетворили требование адвоката Маркелова о снятии грифа «секретно» — ввиду отсутствия в материалах дела «гостайны». Как только выяснилось, что суд будет открытым, государственное обвинение присоединилось к требованию защиты переквалифицировать дело со статьи «терроризм» на статью «вандализм». Суд же пошёл ещё дальше, признав действия Соколова даже не вандализмом, а «нанесением ущерба чужому имуществу». Суд обязал Соколова возместить монархистам причинённый ущерб и освободил Андрея из-под стражи. Сторонники Соколова рассчитывали, что его освободят в зале суда, но вмешался начальник конвоя: «У меня приказ: доставить его обратно в „Лефортово“». Под возмущённые крики он увёз своего подопечного в СИЗО. Туда же отправились сторонники Соколова. Лишь около семи часов вечера «вандал» был выпущен из тюрьмы. У ворот его встречали букетами цветов и шампанским.

После своего освобождения Соколов вновь включился в политическую работу. На III съезде РКСМ(б), состоявшемся в августе 1999 года в Кирове, А. Соколов был избран секретарём ЦК по военно-спортивной работе. Однако развернуть активную деятельность он не успел. 20 июня 2000 года Андрей вновь был арестован, на этот раз по обвинению во взрыве приёмной ФСБ («дело Новой революционной альтернативы»).

Поскольку никаких доказательств причастности Соколова к НРА не было, а сам Соколов упорно отказывался давать нужные следствию показания, его дело выделили из «дела НРА» в отдельное производство и 4 апреля 2001 года он был осуждён на 5 лет и 6 месяцев заключения по обвинению в «незаконном хранении оружия и боеприпасов» (по распространённому мнению «боеприпасы» Соколову были подброшены).

Уход из политики

После освобождения Андрей ушёл из активной политической и революционной деятельности. Увлёкся «чёрными следопытами».

В мае 2007 года он был задержан с оружием и взрывчатыми веществами в собственной машине на Рижском шоссе[1]. Изъятые боеприпасы оказались времён Великой Отечественной войны.

После освобождения Соколовым была открыта собственная оружейная мастерская, где он занимался изготовлением макетов оружия для киносъёмок и реконструкторов.

В декабре 2011 года принимал участие в массовых митингах на Болотной площади и проспекте Сахарова против фальсификаций итогов выборов в Государственную думу.

В ночь с 11 на 12 января 2012 года Соколов вновь был задержан. Ему было предъявлено обвинение по ч. 1 ст. 222 УК РФ, за хранение боеприпасов. Соколов не признаёт вину, поскольку занимался легальным производством макетов оружия из, на его взгляд, непригодных «выкопанных» образцов Великой Отечественной войны[2].

Роль и место в истории левого движения России


Заготовка статьи.png
Этот раздел не завершён.
Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.


Литература

Примечания